Стихи и песни Булата Окуджавы

Руиспири

1

Красноватой коры красота.
Черепичина кровель.
Мха короста.
И Гомборская высота,
ястребиной крапленая кровью.
Все так просто!

Предзакатные тени тихи.
В руиспирском духане
духанщик -
счастливый обманщик -
в десятом стакане
мои воспевает грехи.

Виноградным вином я не брезгую,
я не брезглив.
Он хохочет:
он не верит мне трезвому,
и беседовать так, не в разлив,
он не хочет.
Пью и эдак и так,
натощак,
неумело и скверно...
(До ближайших писак -
с полстолетья, наверно).

Прислонившись спиной к жерновам,
он как будто бы дразнится.
Я учу его трезвым словам,
учит он меня праздности.

Я пытаюсь его усмирить,
как придется,
разумнее быть
призываю...
Учит он меня весело жить
и смеется,
бездонный свой рот разевая.

Десять бочек пусты. Я не пьян.
Но не вышло бы боком!.

Он - двухсотый стакан
за мое красноречие:
"С богом!.."
Двадцать бочек лежат на дворе,
совершенно пустые.
На вечерней заре
отношения очень простые.
Сорок бочек лежат на дворе.
Это мы их распили
на вечерней заре
на краю у села Руиспири!

Все так правильно в этом краю,
как в раю!
Не его ли мы ищем?
Я себя узнаю,
потому что здесь воздух очищен.
Все слова мной оставлены там, в городах,
позабыты.
Все обиды,
словно досками окна в домах,
позабиты.
Все причуды
(их там целые груды,
словно горы немытой посуды
побитой).
Где-то там,
свой покой сторожа,
и велик, хоть и прожит,
мой последний любимый ханжа
до меня дотянуться не сможет.

Нет земли.
Вся земля - между небом и мною.
Остальное - одни пустяки.
И последний альпийский цветок,
что не пробовал зноя,
в городские не верит стихи...

2

...По ущелью молочный туман
проползает змеею.
Я об этом кричу изумленно...
Мне духанщик подносит туман  (я не пьян)
вместе с этой землею влюбленно.

Я кричу про зарю. Он зарю
мне на блюдце подносит,
и взамен ничего он не просит.
Я немею!..
Только сам ничего не дарю -
не умею.

Он в ладонь мое сердце берет,
он берет мою душу,
как врач, осторожно...
И при этом поет...
Я не то чтобы трушу -
мне просто тревожно.

- Что? Зачем? Для чего? Почему?! -
Так кричу я.
Но помощник его,
словно фельдшер, к нему
подбегает, танцуя.
Из каких-то там недр
извлекает он рыбу и зелень...
Он по-дьявольски щедр
и по-ангельски как-то рассеян.
Сыплет зелень на сердце мое
и на душу, с лихвою.
А духанщик поет
и качает своей головою,
и лежат они: сердце, душа.
Свежий ветер ущелий и речек
между ними струится, шурша:
лечит, лечит...

3

...Не хочу уезжать. Наотрез.
Чтобы снова томиться?..
Я как стеклышко трезв.
И шашлык на мангале дымится.
Но духанщик подносит мне рог
(свой восторг
выражает)

и меня по-приятельски - в бок,
и трезвее, чем бог,
вслед за мной - на порог:
провожает,
и за счастье дорог
тост последний свой
провозглашает.

4

Спят земля,
общепит и нарпит,
и котлеты с лапшою...
Лишь село Руиспири не спит,
над моею врачуя душою.

Где-то там, по земле, я хожу,
обуянный огнем суеты
и тщеславьем охвачен,
как жаждой в пустыне...
Но отсюда, как бог, я гляжу
на себя самого с высоты
и себе самому ничего не прощаю отныне.

Никакого духана здесь нет.
Ничего с вас не спросят,
если даже мы что-нибудь скрыли
от любви и от долга...

Но, однако, пускай как на свет
нас на эти высоты возносят
наши белые крылья
хотя б ненадолго.

Возноситесь сюда иногда...
Здесь колхозники очень щедры.
Что - пиры?
Есть на свете важнее дары:
в ранний час, когда ветер затих
и затихли рассветные речи и рощи,
поглядите отсюда на землю, на себя на самих -
сразу многое станет яснее и проще.

1965